- Hände hoch!

Мгновение. И тишина стала более вязкой и ощутимой.

Потом, спустя годы, вспоминая этот эпизод, Максим не мог понять – почему не завязалась перестрелка. И немцы, и его бойцы замерли в какой-то нерешительности. Три станковых пулемета в лоб – аргумент. Но и людей прилично, да по территории они рассредоточены. Бой мог вполне закончиться для русских победой. А мог и поражением обернуться, если Фортуна переметнется в самый ненужный момент на сторону немцев. Два-три удачных выстрела, потеря темпа и приплыли…

- Хоботов, - громко произнес поручик, поняв, что пауза затягивается.

- Я!

- Переводи.

- Есть.

- Господа офицеры, выбор у вас ничтожный. Либо руки вверх, либо панихида по месту жительства. У нас три пулемета и терять нам нечего. Убедительно?

- Кто же ты такой убедительный? – Усмехнувшись, спросил немецкий офицер с плетеными погонами майора на плечах. По-русски. Без малейшего акцента.

Впрочем, несмотря на ответ майора, прапорщик все равно перевел для остальных. Приказ есть приказ.

- Командир авангардной группы 5-ой армии, наступающей западнее, по фронту от Лаутенбурга до Штрасбурга, - с самым невозмутимым видом соврал Максим, сделав шаг вперед, постаравшись занять как можно более самоуверенно положение.

- Что?! – Ахнул майор и быстро что-то сказал своим. По толпе прямо волна шепотков прошла.

Врал Остап, то есть, Максим, самозабвенно. Да. 5-ая армия генерала от кавалерии Павла Адамовича Плеве действительно существовала. Но находилась она примерно на двести-триста километров южнее, ведя бои в рамках наступательной операции в Галиции. Тогда что она тут делала? Судя по лицу майора, всю глубину нарисовавшейся катастрофы он осознал очень быстро. Буквально сходу.

Получалось, что 2-ая армия Самсонова специально подставилась под удар, связывая боем все основные силы немцев в Пруссии. Против стоящей к северо-востоку 1-ой армии Ренненкампфа оставались только незначительные заслоны. Что позволяло их легко снести и отрезать 8-ую немецкую армию от мощнейшей германской крепости – Кенигсберг. Вступление же в бой 5-ой русской армии, наступающей западнее Самсонова, фактически завершало стратегическое окружение 8-ой армии Гинденбурга. И это было катастрофой. Настоящей катастрофой.

Майор сначала покраснел, а потом побледнел. Остальные офицеры тоже лицом сделались больными. О том, что Максим мог им врать, они даже не подумали. Не принято было это в те годы. Да и вел он себя слишком дерзко.

- Господа, - выждав секунд с двадцать, продолжил поручик, демонстративно глянув на часы. Нормальных наручных у него не было. Но трофейный кожаный чехол для крепления карманных часов на запястье, у него уже имелся. – Я человек занятой. Или сдавайтесь, или я открываю огонь. Имейте совесть. Вы срываете мой график. А у меня приказ.

После того как Хоботов перевел, Максим повернулся к своим бойцам, продемонстрировав прекрасную осанку противнику. И начал отдавать распоряжения. Пулеметчики напряглись. Несколько рядовых из польского грузовика достали ручные гранаты, изготовив их к бою. Закидывать площадь. Да и остальные тоже подтянулись. Только полковник, которому опять влили бутылку водки в качестве обезболивающего, мирно дрых и в ус не дул.

Поручик развернулся к немцам и с до омерзения довольным лицом поинтересовался:

- Каким будет ваш положительный ответ?

Лев Евгеньевич скосился на командира, не вполне понимая, как перевести эту не то фразу, не то афоризм. Но его затруднение разрешил майор. Он отстегнул ремень с пистолетной кобурой и бросил ее на брусчатку. А потом скомандовал всем остальным:

- Ergib dich!

Нехотя, но его примеру последовали и остальные. Выходили вперед, кидали оружие на землю, и отходили в сторонку. Офицеры отдельно. Нижние чины отдельно. Только всадникам пришлось несколько замешкаться. Им ведь не только спешиться требовалось, но и лошадей привязать. Не бросать же их так?

И вот, когда уже эта нервическая возня закончилась, из здания вышел плотный седой мужчина в сопровождение небольшой свиты. Вышел и замер, хмуро обозревая сложившуюся обстановку.

Максим встретился взглядом с тем самым майором, свободно владеющим русским языком, и кивнул ему. Дескать, действуй. Тот вернул кивок и, подойдя, доложился генералу. Лицо старика резко покраснело. Глаза округлились. Губы сжались. Но в остальном выдержка не подвела – дергаться не стал.

После чего Максим Федорович нарочито чеканным, строевым шагом подошел и вежливо попросил генерала сдать пистолет. Все-таки генерал. Фигура. Взять в плен – почетно, но обращаться нужно предельно тактично.

Майор перевел.

Герман фон Франсуа внимательным, пристальным взглядом посмотрел на подошедшего к нему наглеца. Несмотря на уважительный тон, парень был слишком дерзок и самоуверен. Это хорошо бросалось в глаза.

Генерал недовольно скривился.

С самого начала эта война для него складывалась неудачно. Сначала два поражения от частей армии Ренненкампфа: при Сталлупинене и Гумбинене в первых числах августа. Тогда его корпус первым из немецких частей вступил в бой с русскими, несмотря на прямой приказ командующего, запрещающий это. И получив «на орехи», генерал едва не лишился поста. А теперь еще и этот стыд на его седины…

Он спокойным движением достал пистолет, секунды три взвешивал его в руке, а потом резким движением поднял к виску и выстрелил. Но Максим оказался быстрее. Толчок открытой ладонью в руку с оружием, уводящий ее с линии прицеливания. Захват руки противника. И классическое выкручивание, благо, что Герман не ожидал такого поступка и не оказал ни малейшего сопротивления.

Пистолет упал на землю и был пинком ноги отброшен в сторону. А генерал согнулся с выкрученной за спину рукой. Но не сильно. Поручик не хотел травмировать своего визави или делать ему слишком больно. Несколько секунд и он освобождает старика от захвата. Помогает подняться, так как тот уже осел на одно колено. Пытается поймать его взгляд, но Герман фон Франсуа сломлен. Смотрит в брусчатку. А его плечи опали. Да и сам он как-то ссутулился…

Глава 10

27 августа 1914 года, где-то в Восточной Пруссии

Оприходование трофеев и пленных дело непростое и не быстрое, особенно при столь незначительных людских ресурсах. Да и рискованное, чего уж там. Поэтому Максиму пришлось немало понервничать, пока его бойцы не распихали людей по импровизированным камерам – «глухим» кабинетам комендатуры. Связывать никого не стали – незачем. Просто забрали оружие и поместили в комнаты, лишенные окон. Большей частью, конечно, загнали в подвал.

Водителей отделили от основной массы и закрыли в отдельном помещении. Офицеров тоже, причем разделив на второстепенных функционеров и значимых.

Три легковых автомобиля и два грузовика – это ценность и немалая. Тем более, что все они были представлены довольно свежими образцами. Каждому год-два, не больше. Чего только стоил роскошный Дюпон, явно возивший генерала. Бросать их здесь – глупость. Сжигать или иначе как уничтожать – расточительство. Так что, немного подергавшись, Максим велел вытащить водителей и передал в распоряжение Хоботова – инструктировать. С каждым из них сядет русский солдат с пистолетом в руке и станет их контролировать. Чтобы подчиняться приказам им надлежит выучить несколько простых слов… В общем – ничего хитрого.

Сам же с четверкой бойцов лазил по комендатуре, занятой штабом корпуса, еще так и не успевшим отсюда съехать. Карты, отчеты, статистические заметки, рапорты, переписка… в мешки полетело все. Особенную ценность представляли доклады разведки, выявляющие вопиющие промахи Русской Императорской армии.

Но главное – бензин. Его на складе комендатуры оказалось достаточно, чтобы и автомобили все заправить, и запасы кое-какие загрузить. На всякий случай.